Дерево тум-тум

Была сегодня в метро - первый раз, наверно, за месяц. Там ужасно шумно. Неужто всегда так было.

В метро рядом сидела женщина, она мне говорила:
- Сейчас многие мамы не любят своих детей. Стали не любить. Потому что для них на первом месте - увеселения, общение с мужчинами... И карьера. А карьера - она, конечно, тоже от общения с мужчинами. Мамашки сейчас своих детей не любят. А дети мам всегда любят. Даже самую плохую. Даже если мамашка пьяница последняя, если она его бьет, колотит. Все равно. Потому что - мама. Это у них в природе уже. Если плохая мать - ну с нашей стороны плохая - даст ребенку конфетку, он счастлив будет. Как же - мама дала. Даже самую замусоленную. А мамашки сейчас своих детей не любят...

Заметила, что изменилась традиционная метрошная присказка (транспортное средство - повышенная опасность - детей за руки - без присмотра - лиц пожилого возраста - пассажиров с детьми - инвалидов). Инвалидов заменили на беременных женщин, теперь как-то так - Уступайте места пожилым людям, пассажирам с детьми и беременным женщинам. Это все демографическая программа президента Путина, дорогу беременным женщинам. На эту тему еще бывает реклама в том же метро, где здоровая молодая женщина с бицепсами держит троих детей в невероятных позах. Создается ощущение, что она использует их вместо гантелей. Подпись тоже двусмысленная - стране нужны ваши рекорды.
А инвалиды что. Только показатели портят.

Вчера один из эскалаторов на Курской оказался закрыт по случаю половины девятого, и вся толпа впихивалась в оставшийся, и две старушки - тоже. Одна была с джинсах и мужских ботинках, на голове платок, на спине рюкзак, в руках - сумка на колесиках. Старушка умела быстро думать и действовать, а кроме того - торопилась. Она сразу поставила свою сумку как тачку, ввинтила ее в толпу и стала орудовать, как газонокосилкой. Людей по бокам и сзади она давила рюкзаком.
А вторая старушка - с короткой седой стрижкой и букетом астр в сумке - шла сзади, и ей тоже периодически доставалось рюкзаком, и она шла и все время говорила мне:
- Ты посмотри, нет, ты посмотри, что делает?.. Как молодая прет! Ты посмотри! Как молодая лошадь прет! Как молодая лошадь.

Справа от меня в метро сидела девушка с маленькой собачкой, таких раньше называли комнатными. Собачка была в желтой кофточке с капюшоном, а на лбу у нее был маленький хвостик, чтобы волосы не лезли в глаза. Комнатные собачки были выведены, наверно, тоже в комнате и специально для содержания на подушках, потому что совершенно непонятно, кто завязывает им хвостики на лбу в дикой природе. А без хвостика они ничего не видят.
Слева от меня сидела девушка с букетиком ландышей, и духи ее вышибали из головы все мысли, оставляя только одну: "ландыш серебристый". Я думаю, это духи у нее были "ландыш серебристый", с ног валили, а букетиком настоящих ландышей она маскировалась. И спасалась от сногшибающих своих духов - уткнула нос в букетик и не шевелилась.
А напротив меня сидел очень толстый дядька. Рубашка на нем расходилась между пуговиц, и в один из просветов был виден пупок. Огромный пупок на толстом животе уставился на меня как третий глаз. А стоило только поднять взгляд, как он сразу же упирался в два глаза, сидящих далеко за бровями и скулами, больших и неподвижных, как какие-то пупки.

В метро я видела девушку, розовую от холода, со светлыми волосами на прямой пробор, она читала книжку в ярко-розовой обложке. Книжка называлась "100 IQ супер-тестов", а подзаголовок - "Умным быть модно!".
Девушка ее читала с большим интресом, и либо запоминала все свои ответы и потом уже сравнивала их с ответами в книге, либо просто читала - как детектив. По ее лицу чувствовалось, что она пытается быть модной из последних сил.
А сегодня в метро мужик с усами читал интересную книжку в толстой и красочной обложке, с главой "Помолвка наложницы" между Академической и Профсоюзной.
Я даже не знаю, что интереснее.
Помню, было когда-то так, что я училась в институте. И в здании института - то есть, простите, университета - был книжный магазин. "У кентавра". Где мы все, естественно, проводили много времени, и оставляли много денег - последних. И вот тогда то ли книг было меньше (определенно), то ли мы ничего еще не прочитали и все пути начинались от наших дверей, то ли колбаса была лучше, но всегда было понятно, что купить, и что купить потом, и на что не хватит денег никогда, и проблема была только в приоритетах. А сейчас я могу час прочахнуть над книжными прилавками и так ничего и не выбрать. Кроме того, что я уже читала, - когда-то и как-то - но утратила - по каким-то причинам.

В полседьмого у меня на работе отрубился интернет. Все, конечно, ударились в панику, потому что мы живем и работаем в интернете. Но, впрочем, быстро совладали с собой и бодро пошли домой. И я тоже пошла - часов в семь, наверно, а не без двадцати восемь, как собиралась. В парикмахерскую мне было к восьми.
Жизнь в Москве очень располагает к логистике. Все мы большие специалисты. Каждый свой более или менее постоянный маршрут мы продумываем с точностью до нескольких шагов. В какой вагон войти и из какой двери выйти, где ускорить шаг, чтобы обогнать толпу, где срезать угол. Очень интересно и не дает расслабиться. Делая поспешные выводы, я сказала бы, что скорость в среднем важнее комфорта - если вы едете, например, с Октябрьской, например, на Профсоюзную, то вам нужно пройти полплатформы на Октябрьской и полплатформы на Профсоюзной, и тогда вы сможете дышать всю дорогу. Начиная с Шаболовской, на всех станциях нет "карманов", поэтому всем нужно либо в первый, либо в последний вагон. Все ужасно умные и торопливые, но если вы хотите дышать немного свободнее, то идите к середине поезда.
Так вот, мой график сдвинулся, и в четверть восьмого я уже была на Добрынинской, имея сорок пять минут свободного времени, денег в обрез и интересную книжку. Со всем этим добром я пошла в Макдональдс, потому что больше - честное слово - деться было некуда.
Вообще-то, я бывала в Макдональдсе в зрелом возрасте и раньше. Когда я работала на Пушкинской, то иногда ела там на обед картошку, а мой обеденный спутник мог проглотить Биг Мак за семь укусов. Или, может даже, за шесть. Но с сорока пятью минутами свободного времени многие вещи воспринимаются как-то по-другому.
Мне показалось, что макдональдсовская форма разработана специально, чтобы маскировать возраст несчастных сотрудников. Они там совершенные дети, но в этих ублюдочных рубашках и козырьках от бейсболок выглядят уже состоявшимися кретинами.
Мне показалось, что на обладателей белых и голубых рубашек (менеджеры?) все смотрят с нескрываемой завистью и неприязнью. Во многом это объясняется, я думаю, расцветкой. Обряди нормального человека в малиновую клетчатую рубашку, и он тоже станет завидовать одежде нормальной расцветки. Секрет мотивации.
А рекламные плакаты про Макдональдс как про хорошую работу показались мне верхом абсурда. Самое главное, кому пришло в голову вешать их в самом Макдональдсе? В метро или на улице они не так вопиющи, но тут, висящие прямо над головами этих насчастных продавцов, они абсолютно несовместимы с реальностью. Наличие таких плакатов непосредственно в Макдональдсе вызывает сбои в работе мозга.
Еще там теперь принято не просто кричать - Свободная касса!, а еще размахивать при этом желтым флажком. Пока я ждала своего кофе, видела девушку за соседней кассой, которая томно вертела этот флажок в руке, старательно делая мечтательное выражение лица, всем видом показывая, что это вообще-то не она, а она - совершенно не здесь. А флажок вертит просто так. Я бы тоже делала такое лицо, если бы мне пришлось махать флажком.
В парикмахерской мне сделали асимметричную челку. Это не так страшно как звучит.

Тяготение к культуре Московского метрополитена им. В. И. Ленина поистине прекрасно. Представьте себе утро, без пятнадцати девять, метро, час пик. Люди сосредоточены и мрачны, прут на эскалатор между Таганской радиальной и Таганской кольцевой, молчаливы, но производят ужасающий невербальный шум, толкаются, шаркают, пыхтят. Изредка слышен обрывок фразы, с утра обычно не с кем поговорить, днем и вечером люди часто вместе, но с утра каждый прет на эскалатор сам по себе, если не считать пары-тройки упертых школьников. Поезда ездят туда-сюда, эскалаторы тарахтят и гудят. И вот, посреди всего этого, из репродуктора вдруг раздается женский голос, жизнерадостный той жизнерадостностью, какая бывает только в белой пионерской рубашке и галстуке, с задранным кверху подбородком и знаменами на заднем плане.
- Унылая пора, очей очарование! – говорит голос, - Приятна мне твоя прощальная краса!
Я почему-то сразу думаю, цепенея от собственного бескультурия:
- Бляааааа.
И чувствую, как все пятнадцать человек, пытающиеся встать на ту же ступеньку, что и я, думают то же самое.

Вчера напротив меня на лавочке в метро сидели три незнакомых между собой человека - молодой человек и две девушки. Молодой человек был наряжен в костюм, светло-оранжевую рубашку и ярко-оранжевый галстук. Уши его были заткнуты плеером, на коленях лежал портфель. Молодой человек сидел прямо, немного наклоняясь вперед. Девушки сидели вокруг него и смотрели в разные стороны. Очень непохожие девушки, но при этом обе с зачесанными назад волосами, пухло нарисованными губами, юбками до колена, плотно сжатыми ногами на высоких каблкуах и таким видом, будто они тут случайно. Во всем остальном - ничего общего.
Когда я вышла на Третьяковской, то почему-то вспомнила какое-то дождливое лето в деревне Вертлино, я маленькая, пяти лет, кроме меня еще Кеша (на полгода младше) и Няша (на полгода старше), и мы живем в этой деревне, дождливым этим летом с Няшиной мамой, с Кешиной мамой и моей тетей. И еще двумя другими периодическими тетями. Живем, едим щавелевый суп. И тут у Няшиной мамы оказался день рожденья, в какой-то неожиданный дождливый день. Кеша болел, но его достали из кровати, одели в белую рубашку и галстук-бабочку, возможно также - в бархатные штаны. Нам с Няшей выдали по белой рубашке и сарафану. Еще какие-то ленты были. И надо было нам идти на кухню-террасу, поздравлять, дарить подарок. Но не просто так идти, а специально, как положено ходить в белых рубашках. Кеша должен был идти посередине (а я сама хотела посередине), потому что он - мальчик. Тут не поспоришь. А Няша должна была идти справа (а я хотела справа, раз уж посередине не получилось), потому что это у ее мамы день рожденья. Тут я попыталась поспорить, но быстро осознала бесполезность. Вопрос дико принципиален, те, кто в белых рубашках, они всегда так ходят - по трое, мальчик посередине, а та девочка, у которой больше связи с происходящим - справа.

А поздно вечером я шла домой, по переходу, где метро "Профсоюзная", и дождь уже еле капал, и слегка похолодало. На ступеньках подземного перехода стояла женщина в тапочках и смотрела на небо, она так органично стояла в этих своих тапочках на ступеньках подземного перехода, как стоят люди на крыльце своей дачи, люди, вышедшие взглянуть на небо, подышать перед сном. Поэтому я уставилась на нее, на эту женщину в тапочках, да и вообще женщины в тапочках на ступеньках подземных переходов всегда привлекают внимание, и увидела, что к кофте у нее приколот бейджик с логотипом метрополитена. То есть, она работает в метро, живет под землей, ходит там в тапочках, и вот, вышла ненадолго посмотреть на небо.
Это очень напоминает рассказ Кортасара на эту же тему, от этого печально. Как там канарейка, ты приглядываешь за ней? Даешь ей по утрам семя и немножко ванили?